О гнилой интеллигентщине, которая "на измене"

– Это правда, что Берендеев арестован? Что ему инкриминируют? Можно его увидеть? – стрекотала девушка в строгом брючном костюме, пытливо тыкая в лицо Петрова огромным микрофоном с надписью «Дождь».

Тот выронил сигарету и вытаращил глаза. Сон как рукой сняло.

– Скажите, правда, что при задержании Берендеев был жестоко избит, хотя не оказывал никакого сопротивления? – допытывался какой-то кудрявый молодой человек с другой стороны, выставив вперёд длинную палку с прикреплённым к ней сотовым телефоном.

– Чего?! Вы кто?! – оторопело спросил лейтенант, пятясь к спасительным дверям.

– Неважно кто я – важно кто вы, и те, кто дал вам право хватать людей! – решительно ответил кудрявый, умело манипулируя палкой, чтобы попадать в фокус вместе с дежурным. Потом он воровато оглянулся и жарко прошептал дежурному:

– Ударьте меня в лицо, я вам денег дам, много, а то у меня популярность падает, а я в жизни больше ничего делать не умею.

К отделению уже подъезжали микроавтобусы с логотипами различных каналов, из них деловито выносили софиты, тянули провода, а симпатичные девушки поправляли причёски и мурлыкали в микрофоны: «Раз, раз! Нормально? Я в кадре?»

Дежурный оттолкнул микрофоны, стремительно кинулся в помещение и закрыл за собой дверь, приказав сержанту с автоматом стоять до конца до прибытия подкрепления.

После чего открыл решётку и долго тряс спящего на лавке Берендеева, вопрошая: «Что ты такое? Ты кто?!» Берендеев приоткрыл мутный глаз, ответил: «Дед пихто!» и перевернулся на другой бок, окатив лейтенанта ароматной волной перегара.

Петров как раз лихорадочно пробивал по базе международного террориста по кличке Пихто, когда зазвонил служебный телефон.

Генерал тревожным голосом потребовал срочно доставить Берендеева в Главное управление под усиленной охраной.

Недовольно мычащего Берендеева подняли и под руки потащили на улицу к машине. Немедленно засверкали вспышки и заработали видеокамеры.

– Мы видим, что Берендеев уже не стоит на ногах! – восторженно заверещала в камеру с логотипом «Эхо Москвы» растрепанная пожилая девушка с немного опухшим лицом. – Мало что изменилось в методах охранки с тридцать седьмого года!

Уже совсем рассвело. Перед воротами ГУ МВД на Петровке стояло множество каких-то людей.

Заезжая в ворота, Петров с изумлением заметил среди них знакомые по телевизору лица. Известные режиссёры, артисты, популярные ведущие и прочие медийные персоны при виде полицейского УАЗика сразу оживились, заволновались и стали выкрикивать «Позор!», «Свободу Берендееву!» и «Нет репрессиям!».

Одна хрупкая женщина, с лицом до боли знакомым лейтенанту по какому-то фильму, подняла плакат «Прости нас, Берендеев!» и плюнула на лобовое стекло УАЗика так, что оно треснуло, нешуточно напугав водителя.

А другая, незнакомая лейтенанту женщина с полными губами, вцепилась в антенну на капоте, яростно её оторвала и упала на тротуар с воплем: «Снимайте меня! Я буженина!» или что-то в этом роде, лейтенант толком не расслышал из-за шумного мотора.

Он обернулся на Берендеева, который уже протрезвел и с отвисшей челюстью смотрел в окно, и назидательно сказал:

– Видишь, Берендеев? А ещё говорят, что нашей творческой элите на простых людей наплевать. А они вот как за тебя, алкаша, переживают. Ты им всем что – смесители с унитазами бесплатно менял?

Лейтенант сдал Берендеева под расписку и поспешил на доклад к генералу.

Тот сидел за массивным столом, мрачно глядя в монитор.

– На, полюбуйся, что ты натворил, – он повернул монитор к Перову. – Это всё по запросу «Арест Берендеева».

Петров осторожно склонился над монитором и стал читать заголовки:

«Человек, которого боится Путин».

«Борец с цензурой и жертва репрессий».

«Художник брошен в подвалы Лубянки»

У лейтенанта закружилась голова, ему стало трудно дышать, он расстегнул воротник и налил себе воды из графина.

– Мне тоже налей, – мрачно попросил генерал.

Петров налил, присел и продолжил читать.

Дальше пошли совсем непонятные слова: «Постмодернизм», «личностное высказывание», «синтез», «развернутая метафора протеста», «инсталляция», «арт-хаус», «трагикомедия, граничащая с эксцентрическим фарсом» и «Берендеев - протагонист современного перфоманса».

– Уже все иностранные газеты пишут, что мы прессуем великого художника, – с тоской сказал генерал. – Что он там нарисовал-то хоть?

Петров вытащил протокол и несколько фотографий из ограбленного павильона.

Несколько минут они с генералом молча всматривались в три криво написанные на стене буквы и выполненный размашистыми мазками поясняющий рисунок к ним.

– А ведь что-то в этом есть, – задумчиво произнёс генерал. – Как считаешь, лейтенант?

Тот поперхнулся и неуверенно ответил:

– Да, эти смелые, парящие линии, эта экспрессия, несущая в себе метафору протеста, этот, как его…

– Перфоманс на грани синтеза, – хмуро подсказал генерал. – Петров, а давай по коньячку?

Не успели они опрокинуть по второй, как в кабинет вбежал заместитель генерала.

– Товарищ генерал, пронесло! – выпалил он и снял журажку. – Появился настоящий Берендеев, театральный режиссёр какой-то, он как раз только что с Сейшел вернулся, где отдыхал, после получения бюджета на новую постановку. Он собирает пресс-конференцию, чтобы заявить, что наш Берендеев – самозванец, который ничего не смыслит в настоящем искусстве. Протестующая внизу элита уже умчалась на пресс-конференцию, напоследок, сурово потребовав дать нашему Берендееву пожизненное за воровство, ибо преступность в стране совсем распоясалась. Хозяин павильона забрал заявление, так как уже продал свой павильон с инсталляцией за тридцать миллионов долларов на Сотбис, так что к нам – никаких претензий!

– Господи! – истово перекрестился генерал. – Майор, лейтенант, сегодня объявляю выходной и приглашаю всех в ресторан. Задержанного отвезти домой на моей машине, и передайте ему от меня три бутылки армянского конька.

Уже выходя из кабинета, он задержался, взял со стола фотографию, ещё раз на неё посмотрел и задумчиво сказал:

– Самозванец не самозванец, а рисует уж точно не хуже.