ЗЕЛЕНСКИЙ - шестой любимый президент УКРАИНЫ! Скоро повесят?

Новоизбранный президент Украины Владимир Зеленский в День примирения, 8 мая, опубликовал фотографию вместе с награжденным участником Второй мировой войны, капитаном первого ранга морской пехоты ВМФ СССР Иваном Залужным и Прасковьей Зеленчук-Потяк, которая в 13 лет стала связной в УПА, передавала информацию и провиант. "Фото примирения" Команда Зеленского выложила в Telegram.

Зеленский пишет, что 101-летний Залужный потерял единственного внука Ивана Гутника-Залужного во время войны на Донбассе. На этой фотографии ветераны пожимают друг другу руки в присутствии Зеленского.

"Сегодня, в День памяти и примирения, мы чтим и кланяемся перед всеми, кто боролся против нацизма и погиб за Украину в годы Второй мировой войны. Перед каждым, кто отдал свою жизнь ради мира. Мира, в котором сегодня так нуждается Украина. Мира, залогом которого станет единство всех украинцев. Для того чтобы в будущем нас объединяли только победы", - отметил Зеленский.

Напомним, что по Крещатику прошло полутысячное шествие памяти погибших защитников Украины.

Также мы писали о том, что в массовых мероприятиях в Украине 8 и 9 мая примут участие 220 000 человек.

Такая арифметика объяснима. На стороне Красной армии воевало примерно шесть миллионов украинцев, у которых остались миллионы потомков. Тогда как через УПА по самым оптимистическим оценкам за все годы ее существования прошло 400 тысяч человек.

В этом смысле примирение более актуально для Европы, которая была почти полностью оккупирована Гитлером и где коллаборационизм был массовым явлением. Поэтому такая индентификация праздника возникла прежде всего на Западе.

Кроме того, ценности ОУН-УПА и красных победителей нацизма строго антагонистичны. Идеология украинских националистов тех времен во многом копировала взгляды немцев и была ультраправой. Тогда как воевавшие с ними советские войска разделяли в массе своей совсем другие ценности.

Что самое интересное, примиряться сегодня больше готовы потомки советских ветеранов. Многие из них уже давно идентифицируют себя гражданами Украины, не разделяют коммунистическую идеологию и даже осуждают ее за репрессии. При этом отдавая дань уважения и Красной армии, и тому подвигу, который она совершила.

Сторонники же ОУН-УПА и дивизии "Галичина" не сделали ни одного шага навстречу примирению. Они не отказываются от самых скандальных идеологических воззрений прошлого, всячески обеляя или отрицая, к примеру, геноцид поляков, участие в холокосте и сотрудничество с нацистами. Причем требуя зеркально тех же воззрений от тех, чьи предки воевали на стороне СССР. Иначе они с ними примиряться не согласны.

Что, конечно же, принимается в штыки теми, для кого 9 мая - День победы. И пока украинская власть стоит целиком на стороне бескомпромиссного националистического меньшинства.
Заявления политиков

Чиновники опубликовали в Facebook посты, посвященные этому дню. ...

Настал 1912 год, и, стало быть, на двадцать шестое августа приходилась столетняя годовщина славного Бородинского боя.
Нам, губернаторам, было уже заранее известно, что в высших сферах решили праздновать этот великий день на месте сражения и с наипущим торжеством.
Это было еще ничего и даже скорее возвышенно и патриотично. Но я знал, что там, наверху, всегда обязательно перестараются. Так оно и случилось.
Какой-то быстрый государственный ум подал внезапную мысль: собрать на бородинских позициях возможно большее количество ветеранов, принимавших участие в приснопамятном сражении, а также просто древних старожилов, которые имели случай видеть Наполеона.
Проект этот был, во всяком случае, не хуже и не лучше такого, например, проекта, как завести ананасные плантации в Костромской губернии. Известно, бумага все терпит. Ведь бородинскому ветерану-то надлежало бы иметь по крайней мере сто двадцать лет. Однако в Петербурге выдумка эта была принята с живейшим удовольствием.
Вот по этому-то поводу и приехал ко мне однажды генерал Ренненкампф, тот самый знаменитый курляндский вождь исторического рейда во время японской кампании. Огненный взгляд, звенящие шпоры, быстрая лаконическая речь, вспыльчивость и – рыцарь перед дамами.
– Ваше превосходительство, – сказал он мне, – я объездил всю Ковенскую губернию, показывали мне этих Мафусаилов – и, черт! – ни один никуда не годится! Или врут, как лошади, или ничего не помнят, черти! Но как же, черт возьми, мне без них быть. Ведь для них же – черт! – уже медали чеканятся на монетном дворе! Сделайте милость, ваше превосходительство, выручайте! На вас одного надежда. Ведь в вашей Сморгони Наполеон пробыл несколько дней. Может быть, на ваше счастье, найдутся здесь два-три таких глубоких – черт! – старца, которые еще, черт бы их побрал, сохранили хоть маленький остаток памяти. Вовеки вашей услуги не забуду!
...
На другой день, после завтрака у Ренненкампфа, мы отправились поговорить с тем замечательным старцем, которого генерал с таким удовольствием называл «конфетой». Нас сопровождало значительное общество: местные учителя, члены городской ратуши, гарнизонные офицеры и т. д.
Старик сидел на завалинке (она там называется «присьба»).
При виде нас он медленно встал и оперся подбородком на костыль. Он был уже не седой, а какой-то зеленый. Голова у него слегка тряслась, а голос был тонкий. Впоследствии мы узнали, что он – из староверов.
Начался экзамен.
– Ну-ка, дедушка, рассказывай, – громко и бодро приказал Ренненкампф.
– Да что же рассказывать-то, – точно по складам зашептал старик. – Стар я, забыл, почитай, все.
– А ты, дедушка, вспомни, постарайся! – еще громче сказал Ренненкампф. – Вот говорят, что Отечественную войну помнишь? Наполеона видел?
– Наполеона? Как же, батюшка, видел, видел. Вот как тебя вижу, совсем близехонько.
– Ну, вот ты нам про него и расскажи. Ты не бойся, тебя начальство отблагодарит. Ну, как же ты его видел, Наполеона-то?
– Как видел? А тут вот, тут видел, где гумно. Там тогда хата стояла новая. С балконом хата. А на том балконе стоял Наполеон. А я тут же стоял под крыльцом. Конечно, маленький я был, совсем мальчишка, мало понимал еще. Шесть лет тогда мне было. Значит, Наполеон стоял, а мимо него все войска шли. Все войска, все войска, все войска. Ужасно как много войсков! А потом он по ступенькам-то вниз сошел и меня рукой по голове погладил и сказал мне что-то по-французски, совсем непонятно: «Хочешь, мальчик, поступить в солдаты?»
Старик говорил с большим трудом и точно стонал после каждого слова. Порою его было не слышно.
– Ну, дедушка, а как он был одет, Наполеон-то?
Старик сначала оглянул толпу, точно кого-то разыскивая мутными глазами, потом сказал не особенно уверенно:
– Одет-то был как? Да обыкновенно одет: серенький сюртучишко на нем и, значит, шляпа о трех углах. А больше никак не был одет.
– Прекрасно! Восхитительно! – воскликнул Ренненкампф, разводя руками. – Великое спасибо, ваше превосходительство. Молодец, молодец, господин исправник! Не забуду! С таким изумительным стариком мы в грязь лицом не ударим. Не правда ли, ваше превосходительство?
Но тут лукавый подтолкнул начальника городского училища. Такой он был худощавый, как-то скривленный набок и козелковатая бородка.
– Ваше превосходительство, – обратился он к Ренненкампфу. – Я, как педагог... исторический момент... редчайший случай... прошу разрешения задать один вопрос.
– Пожалуйста, пожалуйста, – великодушно разрешил Ренненкампф.
– Дедушка, – крикнул старику в ухо педагог. – Не можешь ли ты сказать нам: какой из себя был император Наполеон?
– Чего это? – переспросил старик.
Тут пришел на помощь сам Ренненкампф. Он сказал своим резким командирским голосом:
– Ты скажи нам – какой был Наполеон наружностью? Большого роста или маленького, толстый или худой? Вообще какой он был из себя?
Тут случилось что-то странное. Старик на мгновенье точно оживился и даже немного выпрямился. Он откашлялся, и голос его стал тверже и яснее.
– Какой он был-то? – произнес он. – Наполен-то? А вот какой он был: ростом вот с эту березу, а в плечах сажень с лишком, а бородища – по самые колени и страх какая густая, а в руках у него был топор огромнейший. Как он этим топором махнет, так, братцы, у десяти человек головы с плеч долой! Вот он какой был! Одно слово – ампиратырь!
Что тут произошло, трудно описать.
– Это безобразие! – рявкнул Ренненкампф так страшно, что у всех присутствующих подогнулись ноги, а храбрый потомок Гримальди побледнел и пошатнулся.
И много еще прошло времени, пока сердитый генерал не излил свой гнев. Но потом все-таки успокоился.
– Ничего, – сказал он, – мы его еще натаскаем. Времени впереди много. А без старика – никак не обойдешься. Господин исправник, вы ему репетитор, вы и будете в ответе!..
Тут грозный генерал не договорил и лишь выстрелил в Каракаци огненным лучом своего взгляда, пронзив его насквозь, а потом, обернувшись ко мне и вытирая платком лоб, Павел Карлович воскликнул решительно:
– Ну уж если эти петербургские господа вздумают к трехсотлетию дома Романовых откапывать современников, то, слуга покорный, – отказываюсь! Подаю в отставку! Да-с!